«Добро – это то, что исходит от Бога»

В Братскую епархию прибыл новый епископ

Интервью с архимандритом Константином (Мануйловым), ныне новым епископом Братским и Усть-Илимским, перед его епископской хиротонией.

Интервью дано для журнала Братской епархии «Врата».

Отец Константин, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Как Вы росли, какой была ваша семья, что определило ваш приход к вере?

- Как и все, я рос в советское время, когда безбожие было государственной идеологией и люди в большом своем количестве не ходили в церковь. Но в моей семье по материнской линии практически все были верующими.

Жили они в Воронежской области и, хотя не сохранили свою церковность, все молились дома, обязательно читали молитвенные правила. Иногда, будучи пионером и комсомольцем, я с ними даже спорил, но всегда, когда перед сном при зажженной лампадочке тетя Нина рассказывала истории из Евангелия, все мы, дети, слушали ее с замиранием сердца. Она подходила перекрестить нас на ночь – и я чувствовал какие-то мурашки по телу. Все замолкали, и никто не разговаривал в этот момент: прямо как котята, когда их гладят. Кроме того, тетя Нина в деревне читала Псалтирь по усопшим – ее все звали для этого, так как священников не было, а храм был далеко.

Родственники по отцовской линии тоже жили с Богом. Дед мой, Григорий, с детства прислуживал в храме. Он закончил несколько классов в Церковно-приходской школе и до 18 лет был при церкви (скорее всего, он был он алтарником). Потом в лихие революционные годы ушел из храма: видимо, юность увлекла. Воевал на гражданской войне. У него в руках разорвало винтовку – он потерял три пальца на правой руке и был списан. В церковь больше не вернулся. Интересно, что он был очень образованным человеком: хотя у него 4 класса образования, он помогал нам в старших классах делать уроки, был очень внутренне целостным человеком.

Думаю, что мои предки заложили основу моего развития. У меня никогда не было агрессивного отношения к вере, к Православию. Я жил в среде своей семьи и впитывал то, что они активно исповедовали свою веру. Даже не будучи верующим, в минуты трудных испытаний я приходил в храм поставить свечку, хотя никто об этом не напоминал.

И мой приход к вере не был резким или странным. В свое время я много искал, читал, размышлял, задавал вопросы. В 90-е годы, когда на улице можно было встретить множество проповедников разнообразных вероучений, я даже тогда с ними спорил и призывал придерживаться нашей веры, ходить в православный храм, помогать своей Церкви.

К Церкви я всегда относился размеренно-благодушно, если можно так сказать, - с внутренним расположением.

В студенческие годы жизнь была обычной. Я учился в Иркутске думал, что в жизни буду охотоведом, буду заниматься охотничьим хозяйством в лесу, как мой отец.

А потом – видимо, по промыслу Божьему - в жизни произошли проблемы - рассыпалась моя семья. Тогда мы с женой уже начинали ходить в храм, потом моя бывшая супруга из храма ушла, а я остался.

Для меня храм оказался открытием. После всех поисков смысла, когда в жизни я пытался читать различную литературу, я открыл для себя красоту Православия, мудрость святых отцов и понял, что нашел: именно здесь, в Православии, - Истина, чистота и все самое главное в жизни. Тогда я очень удивлялся, как люди этого не видят.

В моей жизни это был прорыв. Когда я нашел Церковь, я пытался всем рассказать о чуде веры, старался со всеми поделиться: какие-то книги принести почитать знакомым, какие-то видео показать… И, конечно, сам насыщался очень многим. Это был конец 90-х-начало 2000-х годов.

Еще одним шагом к воцерковлению было и то, что, когда мы искали, в какую школу определить дочку, товарищ рассказал, что отдал свою дочь в Православную гимназию. Первой нашей реакцией было: «Монашку там из нее сделают», поэтому мы решили записать дочь в Лицей № 3. Поехали записывать, но не нашли его, а попали как раз в Православную гимназию. Тогда услышали пророческие слова директора Евгения Владимировича: «Сами-то вы хоть веруете?». Помню, мы с женой тогда даже растерялись. А он нам в ответ: «Ну, значит, будете». Так и произошло.

В гимназии же я узнал и нынешнего владыку Максимилиана, потому что мы начали водить дочку в воскресную школу Знаменского монастыря, где он тогда преподавал. А потом мы начали вместе трудиться в епархиальном православном лагере «Роднички», и тогда началось мое серьезное воцерковление. Православие открылось для меня с точки зрения приложения моих человеческих сил, когда я мог не только молиться и пополнять свой духовный запас, но еще и что-то делать: заниматься детьми, ездить по различным заданиям для храма (начинал я свое служение в храме Святой Троицы г.Иркутска).

Тогда я принял для себя решение: лучше быть в церкви дворником, чем руководителем в бизнесе. Постепенно я оставил свое предпринимательство (это была заготовка и продажа лесной продукции) и остался в Церкви.

Какие первоочередные задачи стоят перед новым владыкой?

- Мне очень сложно говорить о задачах, которые я сейчас поставил бы перед собой, потому что я еще не представляю полный объем работы, которая мне предстоит. Поэтому сейчас я стараюсь активно общаться с митрополитом Максимилианом, чтобы больше узнать о главном в устроении Братской епархии, понять принципы ее деятельности, заложенные первым епископом, а потом уже определиться с направлениями моей деятельности.

Думаю, что в первую очередь я постараюсь вжиться, посмотреть. Первое время я не планирую никаких перемен, чтобы увидеть естественный процесс жизни Братской епархии. Владыка Максимилиан рассказал мне о том, что очень много проектов находятся сейчас в зачаточном состоянии: они планировались, но еще не начались; или начались, но приостановились из-за пандемии и, частично, из-за переезда владыки Максимилиана в Иркутск. Думаю подключиться именно к этим проектам и стараться их развить.

Кроме того, на всех этапах общения со Святейшим Патриархом он уделял в разговоре самое пристальное внимание работе с подрастающим поколением – детьми и молодежью, так как это будущее нашей страны и нашей Церкви, их потенциал. Мне это близко, так как этим направлением я много занимался во время своего служения в Иркутске, и я думаю, что работа в этой сфере будет находиться под моим пристальным вниманием.

Более подробные планы появятся после того, как я войду в курс дела. Помоги, Господи!

Какие проблемных моменты и достижения Братской епархии Вы можете отметить перед началом своей деятельности в качестве епископа Братского и Усть-Илимского?

- Сейчас я недостаточно погружен в тему, и мне рано высказывать об этом свое суждение. Конечно, у меня есть свое субъективное мнение со стороны, а более полно я смогу оценить достижения и увидеть проблемы спустя некоторое время.

Владыка Максимилиан пришел в «чистое поле» и начинал организацию Братской епархии там, где раньше никто не развивал важные для епархиальной деятельности направления. Поэтому то, что есть сейчас, - это уже огромное достижение. Есть Братская епархия, работают отделы, четко работает склад. За время существования епархии появилось немало новых храмов и священников. Я был на Епархиальном совете и на Епархиальном собрании – мне очень понравился общий дух, общение между отцами и настрой духовенства епархии.

Проблема, которую можно озвучить, наверное, не только для Братской епархии, но и для всей нашей Церкви, - это то, что большинство нашего населения невоцерковленное. И нам нужно трудиться в этом направлении, постараться открыть Христа для людей через свою жизнь. Думаю, что в этом направлении должен трудиться любой священнослужитель. А все остальные тонкости мы будем определять после погружения в деятельность. Помоги, Господи!

Вы много лет окормляли Иркутскую православную гимназию и епархиальный лагерь «Роднички», а также на Успенском приходе Иркутска – страждущих недугом пьянства.  Что Вы считаете главным в воспитании человека с детского возраста, чтобы во взрослой жизни он не стал в оскудении сил искать утешения в разрушающих душу страстях и привычках?

- Ребенка нужно научить с детства делать свой сознательный выбор в пользу добра. Понимаете, часто так бывает, что в детстве ребенок в игре изображает какую-нибудь Бабу Ягу и улыбается, ассоциируя себя со злом. А к таким вещам нужно относиться очень осторожно.

Добро – это ведь тоже очень интересная сущность. В гимназии я задавал девочкам такой вопрос: «Что такое добро и что такое зло?». И все начинали «плавать», потому что никто не знает, что такое добро на самом деле. Ответы бывают обычно о том, что доброе дело – это «когда ты перевел бабушку через дорогу, где автомобилей много». Я начинаю усложнять: «А если один мужчина в другого выстрелил из пистолета – это добро или зло?». Все дружно отвечают: «Конечно, зло!». Я меняю вводную: «А если стрелял полицейский в преступника, который убивал ребенка?». Это уже воспринимается как-то по-другому. «А если бабушку, например, кто-то перевел через дорогу, чтобы скрыться от полицейского? Убегал и увидел бабушку – просто воспользовался моментом». И много таких вариантов, чтобы поразмышлять над тем, что же такое добро и что такое зло.

И как Вы отвечаете на этот вопрос для себя и для детей?

- Это очень простые вещи, которые мы должны понимать. Откуда появилось зло? Нерелигиозный человек не знает, а религиозный человек знает. Бог не создавал зло – оно появилось как противодействие Богу. И поэтому мы должны понимать, что добро – это все, что исходит от Бога, Его воля. А зло – это то, что ей противоречит. Это понимание должно быть в человеке, когда он эти вещи примет и выстроит в своем сознании, с детства будет делать выбор в пользу добра, в пользу воли Божией, - тогда он в жизни не потеряется. Он действительно будет способен четко определить границу добра и зла и уверенно прокладывать свой путь ко спасению.

Различаются ли вера ребенка и вера взрослого человека? Мы обычно готовим ребенка к тому, чтобы он повзрослел, а потом Господь к нам, взрослым, обращается со словами «будьте как дети» (Мф. 18; 3). Какую веру нам нужно в себе растить, чтобы быть угодными Богу?

- Безусловно, вера ребенка и взрослого отличаются. Чаще всего мы должны понимать, что ребенок – это «еще не состоявшийся» человек: он еще не самоопределен. Чаще всего то, что он делает лет до 14, он делает потому, что подражает взрослому, движется за ним. Я считаю, что в этом отношении «ребенком» взрослому быть нельзя.

Когда Господь призывает нас быть «как дети», он не имеет в виду, чтобы мы так же следовали за кем-то. Взрослый должен быть взрослым. У него должно быть свое, личное понимание происходящего, личное понимание Истин Божиих, личное желание утверждать эти Истины и за ними идти.

А то «детское», что хочет видеть в нас Господь, - это непосредственность и открытость в следовании за Ним. Он ждет, чтобы мы шли за Ним, как дети, но в то же время Он ожидает от нас, чтобы это следование было нами осознано. Человек должен утвердиться, что станет следовать за Истиной, даже если ему будет угрожать смерть. Ребенок еще на это не способен. Во всяком случае, большинство детей. Все-таки это качество взрослого человека.

Почему происходит расцерковление подростков, когда они в этом возрасте часто уходят из храма?

- У молодого человека в подростковом возрасте идет естественный процесс перехода во взрослое состояние, когда он уже не готов безусловно выполнять то, что ему говорят родители. В 14-18 лет подросток начинает самоопределяться. Он начинает подвергать сомнению те ценности, которые ему озвучивали родители – он должен теперь сам определиться в этих ценностях и через собственный опыт жизни понять, что хорошо, а что плохо. Очень часто различные субкультуры увлекают подростков совсем в другую сторону, подросток утверждается в том, что они предлагают, – и тогда начинается серьезное противостояние против многих ценностей, которые человечество нарабатывало веками.

Поэтому в православном лагере, в гимназии и везде, где мы занимались с детьми, мы старались провести их в игровой форме через какой-то опыт, чтобы они смогли сделать те духовные ценности, которые мы рассматривали, своим достоянием на основании собственного выбора и опыта через размышления и выполнение заданий. Тогда во взрослой жизни подобный процесс выбора, я думаю, пройдет у детей намного мягче. Ребенку не нужно будет активно себя противопоставлять этим ценностям, потому что все они уже будут жить в нем.

А вообще, взрослея, молодой человек должен перейти из детского состояния послушания абсолютного в состояние послушания разумного, когда он будет слушаться Бога и волю Божию. 

А у взрослого человека те же причины? Что может толкнуть уходу из Церкви взрослого?

- У взрослого человека все иначе. Думаю, что каждый такой случай со взрослым человеком нужно разбирать лично. Очень часто человек приходит в храм, когда ему тяжело, плохо. И у него есть свои внутренние устои, базовые ценности. И вдруг он начинает видеть, что в Церкви «что-то не так», как он ожидал, и что люди здесь «без крылышек за спиной». И в конечном итоге бывает, что человек искушается: думает, что «тут что-то не то», что он «попал не туда». И человек уходит дальше чего-то искать или приходит к выводу, что «нигде нет ничего хорошего». Поэтому ситуацию каждого человека нужно разбирать лично, чтобы ему помочь. Хотя практически невозможно помочь человеку, который утвердился в своем и ничего не слышит.

Несколько лет Вы, по благословению митрополита Максимилиана, возглавляли миссионерские поездки по северным территориям Братской епархии. Что Вы можете рассказать о вере людей, которых Вы там встречали? Востребована ли миссионерская работа у населения – теперь Вашей паствы?

- Люди на севере нашей епархии, которых мы окормляем, мне очень нравятся. Они еще не совсем испорчены нашей цивилизацией. У них не так много возможностей пользоваться интернетом, телевидением. Они любят читать, много времени проводят на природе, в общении между собой, их дети любят играть вместе на улице – сейчас подобное уже стало редкостью, а там эти вещи сохранились, и эти места напоминают заповедный уголок. В этом отношении люди там совсем другие.

И в то же время ситуация далеко не идеалистическая, потому что люди там все разные. Принимают они нас тоже по-разному. Бывало, поначалу нас в некоторых населенных пунктах не пускали за калитку своего дома. Сейчас ситуация в корне изменилась. И дело даже не в том, что все люди там стали верующими. Например, когда мы приезжаем в Бур, нас забирает с берега глава поселения. Он сразу говорит: «Я никому и ни в кого не верю», но всегда приезжает, всегда с удовольствием общается: видно, что человек это делает не через силу, но, хоть и по крупицам, берет что-то для себя из общения с миссионерами.

Многие мне задавали вопрос о том, насколько необходимо затрачивать такие усилия и средства, чтобы плыть на огромные расстояния. Но я считаю, что, если даже один человек после таких встреч станет верующим, есть смысл все это предпринимать. А мы видим, что ситуация там меняется кардинально. Люди причащаются, венчаются, иногда в сложных ситуациях звонят по телефону, спрашивая духовного совета (например, когда в Непу в очередной раз приезжают протестантские проповедники, а наши покрестившиеся христиане, еще не окрепшие духовно, смущаются от другой информации и ищут ответа, ищут Истину).

Удивительные истории происходят со строительством храмов. В той же Непе однажды чуть не утонул рыбак. Он спасся и в благодарность пообещал Богу что-то для Него пожертвовать. Может быть, и забыл бы об этом, а тут Господь так управил, что этот рыбак один дом из своих построек отдал под храм святителя Иннокентия Иркутского. И сейчас это другой человек. Хотя его нельзя еще назвать полностью воцерковленным в нашем понимании, но он уже другой, и к Церкви относится по-другому. Поэтому преображающий людей момент этих сплавов очень важен.

А что есть миссионерство для Вас лично?

- Я считаю, что любой христианин должен быть миссионером. Это некоторый образ жизни. Вот поехал я, например, на рыбалку, и встретился мне там человек. Сидим мы у костра, и я рассказываю ему о Боге – это есть миссионерство. А как я не поделюсь, если любого человека, который попадается на моем пути, мне посылает Бог? Значит, Бог чего – то ждет от меня в отношении этого человека. Он же не просто так привел его ко мне. Господь приводит одного человека к другому, зная, что у одного есть чем поделиться с другим, чтобы тот нашел ответ на какой-то свой важный жизненный вопрос.

А почему нам, православным, часто не удается стать миссионерами в своих собственных семьях, и часто родные и близкие прихожан не приходят к Богу и в храм?

- Это очень сложный момент. Думаю, что проблема в том, что все мы приходим к вере не с детства, а в процессе взрослой жизни. Я знаю человека в иркутском Михаило-Архангельском храме, который до прихода в храм был и у католиков, и у протестантов. Сейчас он сам православный, а кто-то из ближних остался кто где: кто у католиков, кто у протестантов. И он не может их пока переубедить, хотя сам поистине богослов и преподает. Его родные во взрослом состоянии утвердились в том, что посчитали для себя истиной, и пребывают теперь в этом. Человеческими силами это изменить практически невозможно. В этой ситуации мы надеемся только на промысел Божий, на Его волю и молимся за своих близких.

Говорят, что сейчас Православие уже не так «модно», как это было, например, в 90-е годы. Согласны ли Вы с этим мнением? Православие все так же живо для нас или оно сделалось более формальным и обрядовым?

- Православие никуда не делось и живо, потому что оно живет не людьми, а Христом. Христос, пребывающий в этом мире, Своей благодатью созидает Церковь. Сколько людей в этой Церкви, это уже другой вопрос. Это во многом зависит и от нас. Но Церковь во все времена созидает Христос.

Если говорить о 90-х годах, Православие тогда действительно было «модным» - это очень правильное слово. Что произошло в 90-е годы? До этого долгое время после Октябрьской революции Советская власть всячески пыталась уничтожить веру. И если уж быть честными, она в этом очень сильно преуспела: выросли целые поколения безбожных людей, которые, в лучшем случае, что-то слышали о вере краешком уха или, может быть, искали ответы на существующие в глубине души духовные запросы.

Когда в 90-е годы открылись храмы и оказалось, что еще и власть не против, чтобы граждане нашей страны свободно посещали церкви, народ храмы заполнил. Очень много людей тогда крестилось. И в то же время все это множество людей, после такого долгого периода прерванной традиции, пришло в Церковь со своим вИдением Церкви и мира Горнего. А потом они вдруг открывали, что, оказывается, Церковь – это не просто добрый Боженька, Который сидит на Небесах и подарки всем раскладывает, но Церковь – это труд, и труд над собой, очень серьезный и очень большой – из себя нужно выгребать все, что там скопилось греховного с давних времен. И многие люди были к этому попросту не готовы. Те, кто понял этот процесс, обрели себя, остались в лоне храма и живут здесь до сих пор. Другие, кто пришел посмотреть и постоять и не нашел ничего для себя, ушли.

Надо понять, что к этому времени Церковь была практически обезглавлена, священников было очень мало, чтобы такому количеству пришедших оказать внимание и все объяснить. То есть на тот период ситуация было обусловлена исторически. И сегодня Церковь трудится над этим. Слава Богу, сейчас священников больше, но все-таки еще недостаточно.

Получается похоже на тот процесс, о котором Вы рассказывали, говоря о взрослой и детской вере. В 90-е все желающие, как дети, пришли в храм, потому что все так делали, а сейчас, подобно подросткам и взрослым, христианам приходится делать осознанный выбор в своей личной вере, меняться внутренне. Это не всем нравится, и поэтому людей в храмах становится меньше, чем в 90-е?

- Да. Примерно так.

В наше непростое время испытаний часто приходится слышать, что люди испытывают страх и неуверенность. Как жить, когда «все плохо», и не потерять веру, не потерять себя?

- Для верующего человека можно найти такой вариант. Для неверующего – не знаю, что можно сделать. Верующий человек везде, в любой жизненной ситуации, все свои надежды должен возлагать на Бога. По сути, вся наша неуверенность и наши страхи – от нашего неверия. Мы не понимаем или не принимаем то, что происходит с нами и вокруг нас. Нам надо учиться молиться и просить, чтобы воля Божия исполнилась, и доверять Богу. Ни одно событие в мире не происходит без воли Божией или без Его попущения, поэтому нам просто нечего бояться. И даже если происходят какие-то страшные бедствия или война, они необходимы для нашего спасения, потому что мы в своем состоянии дошли до такого, что без этих испытаний просто-напросто погибаем для вечности. И Господь милостью своей разворачивает нас к Богу, чтобы мы это осознали, покаялись и начали жить по-другому, искали опору в Боге.

Господь – наш Создатель, который все в этом мире сотворил, придумал все законы вселенной. Он – Все, что нужно для человека, и человек должен найти опору в своем Создателе – тогда постепенно уйдут все страхи.

Вы сразу имели такое внутреннее расположение и смирение перед Волей Божией? С каким чувством Вы решились на принятие священного сана? Было ли страшно изменить жизнь и стать из предпринимателя священнослужителем, потом монахом, а теперь епископом?

- У меня все было очень интересно. Я уже ушел из мирской суеты и решил полностью отдать себя Церкви, решив, что лучше быть дворником при храме, чем директором на предприятии. Это было основанием моего решения. Я просто жил Церковью. Конечно, я наблюдал, что многие активные мужчины в храме со временем становятся священнослужителями. Когда-то мне тоже этого хотелось, когда-то не хотелось. Я гнал от себя эти помыслы и, думаю, если бы меня не рукоположили никогда, я так же и жил бы и трудился при храме.

Но однажды мне позвонил секретарь Иркутской епархии (ныне – митрополит Иркутский и Ангарский Максимилиан) и сказал: «Через два дня твое рукоположение». Я был крайне удивлен: а как это? Меня же никто не спросил... Меня захлестнула буря эмоций: у меня же могут быть другие планы… Некоторое время меня колобродило. Потом улеглось, и я подумал: «Слава Богу. Видимо, пришло время».

И с епископством так же?

- Точно так же. Тот же человек позвонил и сказал: «У тебя есть два дня, чтобы собрать документы и отправить их в Москву. Я их собрал и отправил. А потом были три года, когда чего только не передумалось: от благодарности Богу за великое Ему служение до мысли, что надо быстрее бежать и придумать что-нибудь, чтобы от этого отказаться. И вот то одно, то другое. Видимо, Господь неслучайно дал это время - чтобы пришел мир в душе. Я пришел к спокойному пониманию и молитве: «Господи, как Тебе это угодно. Если для меня это не спасительно, убери это от меня любыми путями». Казалось бы, уже состоялась беседа со Святейшим Патриархом, все уже было решено, а у меня все еще оставалось внутреннее вопрошание. С одной стороны, было желание послужить Богу в любом месте, куда Он меня поставит, с другой – страх от понимания, насколько это служение ответственное. Много было противоречий. Сейчас я уже успокоился. «Да будет воля Твоя, Господи».

Осталось ли у Вас что-то «свое»: любимые занятия, любимые формы отдыха?

- Я очень люблю ездить в паломничества. Это особый момент, когда можно прикоснуться к святыням, побывать в святых местах – например, там, где проповедовал Господь. Все это мне очень близко.

Люблю людей, единомышленников. С такими людьми хорошо везде, всегда интересно поговорить, попеть песни у костра.

Как многие русские люди, как многие сибиряки, я люблю баню. Баня – это не только место, где можно помыться. Это место, где отдыхаешь душой, особенно если в хорошей компании. Я вырос в семье охотника и рыбака и сам хотел связать с этим свою жизнь, поэтому я до сих пор люблю рыбалку. Как священнослужителю, охотиться мне нельзя, поэтому охотничье ружье я давно продал, а рыбалка и туризм остались одними из моих любимых занятий.

Вообще все, что в этом мире есть без греховных моментов, для меня интересно.

Вы много лет были настоятелем храма. Что, на Ваш взгляд, делает православную общину по-настоящему крепкой?

- Любое человеческое сообщество становится крепким тогда, когда их объединяет общее дело. Когда у них есть общие цели, задачи, общее направление движения. Думаю, что цели и задачи у каждого прихода одни – прийти к Богу, распознать Его волю, служить Ему своей жизнью. В конечном итоге, главный смысл – прийти в Царствие Небесное.

Реализация этих целей и задач, как и формы деятельности на приходе, могут быть разными.

И еще самое главное – скрепляющим приход «цементом» должна быть любовь. Как Господь сказал: «По тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13; 35). По сути дела, без этой «закваски» все другие действия свой смысл извращают.

Теперь Вы приходите в новую епархию как отец, руководитель, пастырь. Епархия – тоже большая община. Есть ли у Вас «идеальный» образ епархии, к которому хочется стремиться и его достичь? Или к этому образу относится как раз все то, что Вы сказали о приходе?

- Да, именно это.

С каким первым пастырским обращением Вы можете сейчас обратиться к своей пастве – к своей новой семье-епархии?

- Очень сложно рассуждать о том, чего ты не знаешь. Я не знаю, с чем я столкнусь. Если сказать общими словами, самое главное – всем вместе, всей общностью Церковной, идти ко Христу и покрывать все любовью.

У протестантов есть такой термин - «атака любовью». Когда к ним приходит новый человек, все к нему бегут, обнимают, расспрашивают – и человека поражает это внимание и участие к нему.

Хочется, чтобы у нас человека, входящего в храм, тоже встречали не половой тряпкой, а старались покрыть любовью все его немощи и через эту любовь привести ко Христу. Хочется пожелать, чтобы именно этой любовью мы все напитались, -  и тогда те, кто вокруг нас живут, скажут: «Как здорово у этих христиан! Мы тоже хотим стать такими. Мы тоже хотим к ним». 

Беседовала Инна Маковская