ТАМ, ГДЕ БОГ ПОД ОКОШКАМИ ХОДИТ
В наши дни в Восточной Сибири вершится действо столь огромного значения, что В.Г.Распутин назвал его «богатырским подвигом, подобного которому после XIX века, кажется, не бывало. А по мере трудничества, по объёмам и размаху старательства на «золотоносных» сибирских землях, вероятно, и сравнить не с чем».
Эти слова нашего великого писателя предваряют первый, уже изданный (из 20-ти подготовленных) том «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири», автором которого является кандидат филологических наук Галина Афанасьева-Медведева.
Кроме восторженного писательского слова В.Г.Распутина, есть в начале Словаря и более краткий, весьма категоричный отзыв научного руководителя известного учёного из Санкт-Петербурга Ф.П.Сороколетова, который заканчивается так: «По богатству и ценности материалов титанический труд Галины Витальевны Афанасьевой-Медведевой сопоставим со словарём В.И.Даля. Он, несомненно, обогатит русскую культуру, литературу и войдёт в золотой фонд отечественной науки».
После таких представлений, я думаю, любой человек, чувствующий и ценящий стихию живого народного языка, должен просто ухватиться за этот дивный Словарь. И я безмерно рада, что мне посчастливилось это сделать ещё задолго до открытия его широкой публике. В нём заключён не справочный материал, не научные изыскания, а сама жизнь великого народа, поселившего некогда на неприступных просторах Сибири – по Ангаре и вокруг Байкала. Он читается как самый захватывающий роман, на одном дыхании, и сопровождается это чтение горькими слезами и искренним смехом. Словно в чистом, тёплом, бескрайнем море купаешься в волнах родного, забытого, но с каждой минутой всё более воспоминаемого языка. И по сравнению с ним любое литературное произведение, даже классическое, не говоря уж о современных опусах, кажется засохшей чуркой рядом с пышно зеленеющим деревом. Это поистине «энциклопедия народной жизни», самая правдивая, непредвзятая история минувшего двадцатого столетия: революция, гражданская война, коллективизация, снова война, «застойный» расцвет и снова революционная катастрофа…
Такой «романический» эффект Словарь производит благодаря особенности составления. На каждое слово, даже междометие, приводится запись целостного рассказа, где это слово имеет характерное употребление. Не удержусь и сразу приведу один из самых моих любимых, да вот самый первый, относящийся междометию Аа (употребляется при выражении утверждения, согласия, в значении «да», сокращённое «ага» - (авт)).
«…Раньше змеиный жир-то сами добували Он же кругом годный. Ноги натирали, руки. Аа. Сами топили. Вот мама у нас вшо в горшок умнёт эту жмею и в вольну печку поставит. Она там вытопится до жира, один только стамовик останется… Вот у тётки Арины была свекрохка, она отямнела, ей и месяца не было…Раньше же женски не сидели, работали, прямо на поле рожали. Ну и мать, видно, ходила с ей на жнивьё, работала и сосила тама-ка под деревом. Зыбку, говорит, зазыбит за куст, чистым дёгтем смажет лицо, - мошка же! Кишело! Рукой махнёшь – как по воде! Не дай Бог какая была мошка! Ягнят, телят заедала вусмерть. Ну и смазала, говорят, и в глаза попало. Ну и всё! Она свет-то потеряла. Всю жизнь сляпа. А тут мама-то, говорит, взяла жмею истопить-то, поставила в печку. Но и она, говорит, приходит, сляпушка-то эта, свякрохка-то:
- Дочушка, я исти хочу, достань мне супу.
- Доставай. Там вон суп, в печке. Доставай горшок.
А там два горшка стояло. Она зачепила, говорит, горшочек со змеёй-то. Поддостала, она же не видит, чё там, да открыла. Её, девка, паром охватило. И чё вы думаете?! Паром обдало, и у неё глаза расцвели. И она глазам своим увидела, что там змея. Аа! Вот совсем не видела, а тут раз! – и увидела. Её паром-то как окинуло, она открылася. И вот она стала видеть. С миром помирала. А так всю жизнь, бедна, запечатана проходила (Фролово Кежемск. Красноярск).
«Расцвели! Глаза расцвели!» - представляешь, как говорят!» - это восторгается сама Галя Медведева, тряся меня за плечи. Я не знаю, когда она записала этот рассказ, возможно даже 10 лет назад, но она его на память знает. Путь к Словарю – это 25 лет работы, более 200 экспедиций коллективных и одиночных, по Иркутской области, Забайкалью, Якутии, Бурятии. Обследовано более 1300 населённых пунктов. Десятки тысяч километров магнитофонных записей, которые Галина шифрует сама из-за боязни, что кто-то нарушит аутентичность, не дай Бог не там поставит ударение или вместо «щ» услышит, к примеру, «cч». Казалось, ощущения при такой нагрузке могли бы и притупиться, переродиться в чисто профессиональный подход. Но Медведева каждую свою бабушку помнит, как родную, и каждым её словом готова восторгаться, представляя рассказ новому человеку. Да и не новому тоже. Память у Галины феноменальная, если это касается байкальских жителей. Она уже который год не может защитить докторскую диссертацию при наличии отзыва, сравнивающего её с самим.Далем. Потому что не может вырваться на эту самую защиту, используя любую возможность укатить деревню. Пока она ещё не рухнула, пока живы старики и старушки, умеющие говорить по-русски. Она натурально вскакивает по ночам от беспокойства и даже ужаса, что вот в эту минуту ещё один старик где-нибудь на Ангаре умер и унёс с собою огромный прекрасный мир, и мы уже никогда не сможем к нему прикоснуться. Особая забота о тех территориях, которые подлежат затоплению. Сейчас ведь десятки новых Матёр готовятся уйти под воду в связи с пуском Богучанской ГЭС. И Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири - это сибирский Китеж, выхваченный из грядущей бездны.
Из дневника Г.В.Афанасьевой-Медведевой: «1988 год, по живым впечатлениям. Тушама расположена на прекрасном месте. Она стоит высоко и открыто. Слегка изогнутый, как лук, высокий берег, к которому будто на крыльях взметается Ангара, - река здесь шириной с километр. А от берега в глубь Матёры - ослепительно-жёлтые хлеба, догоняющие горизонт. В них ещё весело галдят вороны, а деревни уже нет – лишь два дома на высоком берегу: один без верха, с полыми окнами, над вторым – вьётся дымок, должно быть, там рыбаки…Мы пошли по еле заметной тропке, что когда-то была широкой улицей; по обеим сторонам тянутся пепелища, стелется дым, хотя деревню жгли давно. «Тушама дышит! – говорят местные старики. – Тушама стонет!» Мы продирались сквозь дурманно пахнущий бурьян. Над угрюмыми дымами плыли облака с серебряной каймой. На опалённой земле валялись железные искорёженные кровати, пилы, топоры, литовки, корчаги, помятые вёдра, в стороне – самодельная, из тряпиц с набитыми опилками кукла с оторванной головой… Я бродила по деревне, как по погосту, всё искала какую-нибудь значимую вещь, но ничего не находилось. Думалось, что для людей, которые жили здесь сотни лет, родились здесь, росли, или, как говорят старожилы, подымались, пели, радовались, умирали, всё было значимым: и эта пила, и топор… Казалось, что люди не ушли, не уехали, а бежали, словно спасаясь от бомбёжки, впопыхах побросав нажитое добро, уже никому не нужное в другой жизни, на новом месте: не станешь косить литовкой, если пришлось сдать коров, лишился покоса, не будешь ловить рыбу, если река за много километров от дома…
Мы быстро уходили от едкого дыма, окутывающего черный, выжженный, похожий на линию фронта, берег, от сырого холодного дыхания Ангары, от тяжёлых, переворачивающих душу, рассказов людей, поднятых с обжитых мест, где сотни лет жили и умирали их отцы, деды, прадеды, те самые пашенные крестьяне, которые по словам В.Н.Шерстобоева, когда-то быстро и навсегда решили вопрос – быть ли Сибири китайской, японской, английской или русской».
Похоже сегодня этот вопрос решается снова, и намного труднее, нежели нашими предками И особенно это сказывается в языке, который калечат и мертвят многочисленные «звёзды» экранов и внимающее им население, не только не добывающее хлеб и молоко, но даже и не знающее их настоящего вкуса. И даже в глубинной деревне тлетворное дыхание глобального чудовища отравляет воздух и души людей. Потому всякий современный рассказ заканчивается приблизительно так:
- А сейчас и собаки-то не лают, не токмо люди! Воробьи и те повыгибли. Оне голодны. Выгибли… У людей всегда были дела, работа. А сейчас, видишь, вот чё как получается. Сейчас как бы украсти, как бы продать! Как бы выпить, на даровшшине проехать (Змеиново Киренского района Иркутской обл).
Повторюсь, весь Словарь Галина Витальевна делала одна. Но это не значит, что у неё нет учеников, преемников. Она преподаёт в Иркутском государственном педагогическом университете. И там каждый её студент знает цену традиционной русской культуры. Несколько лет подряд, пока росла её собственная дочь, Медведева возила в Качугский район отряды школьников из Иркутска. В газете «Родная Земля» был опубликован её рассказ об одной из этих необычных экспедиций – «На родину – в деревню!». Я нисколько не сомневаюсь, что с таким сталкером, как Галина Витальевна, ребята прошли необычайный для них путь – к заветному, родному, изначальному. И для этих городских детей уже не будут чужими и смешными рассказы, приведённые в «Словаре говоров…» и непонятной та жизнь которую «…К чичасной жизни рази приверсташь? Наработасся, устанешь в плаху, язык выслупишь. Но к вечеру ничё, одыбашь. На вечёрку бежишь (раньше-то народ в мирьбе жил). Или старикам займовасся, за заплот зацепишься, на лавочку ли присядешь, потокуешь с имям заодня. Я с детства старикох любила. Язык у их чудненькай… Любила за имям ухаживать, услужить кода. Они люди-то сызвешные, изжиты, жалостливы, пожалеют:
- Чё же? Ты без матери.
Щас-то без них неродно. И жись кака-то скучна пошла. Народ какой-то всё ненастной…Друг ко дружке редко кто ходит щас. Ко мне кода Любава зайдёт, а то всё одна курюся. И смерть-то меня не берёт. Никто меня не украдёт. Кто ба хоть на игрушки украу».
Хочется без конца цитировать и цитировать эти «чудненькаи» речи, ручейками живой воды льющиеся со страниц первого тома. Первого. Всего лишь на одну буква «А». А всего их 20! И, конечно же, издать эти бесценные книги, как всегда, как почти везде на Руси, особенно нынешней Руси, которую усердно пытаются превратить в «рашку», трудно, и мне порой в отчаянии, кажется, даже невозможно. Только с первым томом сколько терний преодолеть пришлось. Маленьким тиражом его выпустили сначала в Петербурге на деньги министерского гранта. Лишь после этого до Иркутского управления культуры дошло, чем пренебрегаем, и оно выделило средства на доиздание. с другими?. Дальше, правда, дело пошло немного веселее, за прошедший год был издан второй том, и переиздан первый. Но все же это удается осуществлять «через тернии», маленькими тиражами, и нет никакой гарантии, что при жизни автора (дай ей Бог всяческого здравия и благоденствия на многия лета!) все 20 томов удастся выпустить. Выход сама Галина Витальевна видит в создании Областного Центра нематериальной народной культуры со своим издательством. Но и при таком раскладе трудности с финансированием останутся. Остаётся одна «чудненькая» мечта о меценате, которому дорог русский народ и его языковая культура, который бы понял смысл рассказа, которым я и хочу завершить моё небольшое повествование об огромном явлении совсем не местного масштаба.
- Мама говорела, в Пасху Бог спускатся на землю, ходит помирушкой, на Вознесение возносится. Аа. Нельзя плювать в окошко. Он как раз тут, говорит, ходит, Бог. Нельзя плювать в окошко, нельзя выливать в окно, вот из стакана или чё ли-то. Господь Бог ходит, гыт, коло окон, слушат, что говорят про Его, хто как верует. Вот. Прислушиватся…
ЗОЯ ГОРЕНКО, г.Иркутск.
