Крест является для нас евхаристической жертвой. Проповедь митрополита Вадима в Неделю Крестопоклонную

Неделя 3-я Великого Поста, Крестопоклонная. Архиерейские служения

Слово крестное – «иудеев соблазн, эллинам – безумие, нам же, спасаемым, – сила Божия» (1 Кор. 1:17-18, 23). Эти слова апостола Павла сегодня для нас обретают особую значимость, потому что мы прославляем Крест животворящий Господень, который сегодня, в середине Поста представляется нам для поклонения в храмах, представляется нам, как некая сила, которая служит нам воспомоществующе в деле нашего спасения, в деле нашего подвига, каким должен быть период святого Великого поста, Святой Четыредесятницы. Потому что, это напоминание нам, прежде всего, о том, что есть по сути Крест Господень. Крест Господень – это не древо позора, на котором распинали ранее в ветхозаветном человечестве людей, которые были изгоями общества и им не  находилось места на земле. Это не то древо, которое было поругаемо и служило последней степенью поругания, которое представляло собой общественное презрение.

Крест Господень, как говорит нам славянофил Хомяков, это, прежде всего, не древо, в которое мы верим, но верим в Распятого на нем, в существо его, а существо Креста для нас определяется одним, - на нем распят был Христос Спаситель. Крест является для нас и той евхаристической, сакраментальной, таинственной жертвой, которую Христос Спаситель принес и приносит ради спасения всего человечества, ради соединения его с Богом. На Кресте явление Божественной любви, ее Абсолюта, который никому, никаким образом не был понятен.

Действительно, древо позора и в то же время и смерти, каким образом могли они свидетельствовать о царственности, о которой говорил Христос Спаситель? И вот поэтому-то для нас Древо Крестное – это, действительно,  царский венец Христа, который пролил на нем кровь неповинную ради нас, ради нашего спасения, ради того, чтобы очистить наши прегрешения, ради того, чтобы однажды нарушенный союз Бога и человека вследствие грехопадения Адама и Евы, а значит, и всего человечества, - этот нарушенный союз был, наконец , воссоздан, наконец стал тем союзом, который соединил бы Бога и человека. И потому не случайно наша молитва Поста, и потому не случайно, имеет определенный смысл сам Пост как таковой, - потому что это воспоминание о крестных страданиях Христа Спасителя, потому что это наше уверение любви к Богу, которую мы простираем в ответ на ту жертву, которую принес Он нашего ради Спасения. И поэтому необходима и молитва и пост.

Не так ли происходит в нашем человеческом обществе, когда мы кого-то любим и хотим понравится кому-то, мы, прежде всего, ищем контакта, ищем возможности общаться с этим человеком или этим существом. Также происходит, дорогие братья и сестры, но не в несколько большей степени, я бы даже сказал в степени Абсолюта, то, что предложено человеку в его молитве, и что он обретает в ней. Это не какое-то времяпровождения, это не какое-то испрашивание …  

Молитва – это, прежде всего, наше общение с Богом, и она должна быть совершенной, она должна быть искренней, она должна быть неспешной, она должна быть осмысленной, она должна быть настолько просительной до крика души, чтобы, действительно, доходила до той степени, образ которой нам показал, Христос Спаситель в Гефсиманском саду. Молился до пота кровавого. Увы, далеко мы от этой молитвы. А раз далеко, - и многое, то, что просим, представляется нам невозможным. И в то же время молитва – это некое средство, которое освещает человека, которое делает его чище, святее, которое делает его более способным на подвиг жизни, который совершаем мы в этой жизни.

А жизнь наша, она, действительно, подвиг, представляет нам различные неурядицы, скорби, болезни и печали, которые нам следует преодолевать. И все это возможно, дорогие братья и сестры в осенении себя крестным знамением, осенении не чисто механическом, которое само по себе тоже имеет некое небрежение в нашем исполнении, когда мы крестимся небрежно, неусердно… А это имясловие, - славя Бога, мы крестимся: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Да не будет этого небрежения, когда осеняем себя с некой такой присущей аристократической дурной традицией, как будто мы и соприкасаясь, прибегаем к Богу, но с некоторой дистанцией. Мы должны стремится к близости к Богу, а эта близость и дается нам в труде, - в труде молитвы, в труде Поста, когда человек избавляется от многих мыслей, от многих искушений, когда он все существо свое направляет к подвигу, подвигу любви, когда жизнь его должна обрести некое олицетворение любви, прежде всего, Божественного присутствия, к Богу, но и к человеку, которая, когда Господь говорит о любви, Он не разделяет любовь к Богу и любовь к человеку. Она вытекает из одного в другое.

Для того человека, кто любит Бога, для того не нужно говорить, что бы он любил человека, он это прекрасно знает, это следствие этой Божественной любви, и поэтому-то для нас, это образ и подражание служению, которое совершал, живя на земле, Христос Спаситель. Помогать ближним, стремясь оказать определенную помощь скорбящим, различного рода прибывающим в различного рода искушениях, потому что люди носят образ и подобие Божие. Если мы не окажем этого образу и подобию Божию человеку, венцу Божественного творения, то что мы можем ожидать на Страшном Суде Христовом? «Идите от Меня, потому что вы не сотворили того, не посетили находящегося в темнице, находящегося в болезни, не напитали алчущего, не напоили жаждущего» и т.д. Все это мы услышим тогда, когда будем, вместе с тем понимать, что это, как говорит Христос Спаситель, не сотворили мы ближним своим. О чем и заповедал нам совершать Христос Спаситель.

А сегодня, каждый из нас, осеняясь крестом и поклоняясь Древу крестному, вспоминает, прежде всего, этот евхаристический, этот жертвенный подвиг Христа Спасителя, вспоминает ту цену нашего спасения, вспоминает эту жертву и относится тогда и к своей жизни осмысленно, переосмысливая и понимая, что для каждого из нас открывается жизнь вечная и в этой вечности не будет предела нашего с вами состояния. И потому мы должны стремится, чтобы для нас эта вечность была вечностью в обителях Отца Небеснаго. Аминь.