| 03.04.2017 |
Людмила Листова
ВЕК ГРЕХОВ НЕ ЗАМОЛИТЬ…
4 апреля исполняется десять лет со дня преставления старейшей прихожанки иркутского Михаило-Архангельского Анны Васильевны БУТАЕВОЙ. Редко кто сподобляется быть похороненным возле храма. Анна Васильевна такой чести удостоилась не столько, потому что проработала здесь уже пенсионеркой около тридцати лет, сколько за её поразительную верность Церкви и благочестие.
АНЯ
Как, с каких лет человек начинает осознавать себя, запоминать на всю жизнь события?.. А религиозное чувство? Когда оно появляется в ребёнке, растущем в православной семье?
Аня Логинова родилась в Осетии, в городе Владикавказе 7 августа 1902 года. Она была первой из десяти детей домохозяйки Екатерины Ивановны и железнодорожного рабочего Василия Владимировича. И конечно, на ее долю выпали все тяготы старшей сестры. Ей исполнилось только четыре года — родители подались на заработки в Китай, в город Харбин. Здесь, в Маньчжурии, мать водила детей в православный храм, строго соблюдали посты, исповедовались, причащались. И скромная красота церкви всё больше привлекала Аню. Тонкие свечи роняли восковые слёзы, сквозь струящийся над лампадой горячий воздух глядели прямо в душу скорбно-прекрасные глаза Богородицы, и сердце девочки трепетно замирало...
Из воспоминаний Анны Васильевны Бутаевой: «Мама с папой каждый год ездили в Петербург на Причастие к Иоанну Кронштадтскому. Меня два раза брали с собой, когда мне было три года и пять лет. И батюшка Иоанн приобщал меня Святых Таин».
Из Китая семья переехала в Читу, потом в Иркутск. Здесь Аня училась в женской гимназии, что была неподалеку от величественного кафедрального Казанского собора. У девочки был хороший голос, и с 11 лет она стала петь на клиросе.
Из воспоминаний А.В. Бутаевой: «Ходили мы с родителями в Вознесенский монастырь на поклонение к мощам святителя Иннокентия. И жил там старец Феодор. Спал он в гробу и был прозорлив. Однажды мама привела нас шестерых к нему на благословение. Народу много, стояли на улице, ждали, когда позовет келейник. Наконец и нас позвали. Все зашли, а последнюю сестру старец Феодор не пускает, говорит матери: «Это не твоё чадо». Мама плачет, уверяет, что это её дочь, но старец так и не благословил её. И только много лет спустя я поняла, почему он так сделал. После революции Евдокия стала партийной и всячески хулила Бога».
Из женской гимназии Аню перевели в девятилетку с педагогическим уклоном. После её окончания послали работать в село Евгеньевка Тулунского района. Два года работала учителем.
АННЕТОЧКА
В семнадцать лет Анна вышла замуж. Вернее, её выдала крестная Серафима, познакомила и сосватала в Чите за начальника заставы, горячего и смелого осетина Филиппа Бутаева. Как и положено православным, венчались в церкви. Около десяти лет Анна прожила с мужем на границе. А в 1929 году, когда начались бои в «китайском конфликте» на КВЖД, Филиппа ранили. Повезла его на родину, в Осетию, но, не доезжая до Омска, он умер.
...На недавней свадьбе в нашем храме мы говорили с Анной Васильевной о том, какая светлая, прекрасная может быть жизнь в Божьем мире. Для тех, кто идет под венец, сохранив чистоту и верность, и собирается жить по Христовым заповедям впредь. «Пусть они проживут вместе так же красиво, как я со своим мужем Филиппом, — говорила она. — Он же меня иначе, чем Аннеточка, не называл, всегда был ласков, внимателен. Теперь такие отношения — большая редкость. Гляжу я, как «собачатся» иные мои родственники, плачу, сердце кровью обливается...»
После смерти Филиппа Анна два года вдовствовала. Вышла за другого, тоже военного — комбрига Михаила Коромщикова. Жили в Хабаровске, муж служил у Блюхера, Анна работала при штабе секретарем.
Из воспоминаний А.В. Бутаевой: «Михаил происходил из дворян, был верующим, мы оба втайне молились дома, соблюдали праздники. В 1938 году нас арестовали: его как врага народа, меня — как его жену. Только через год выпустили из тюрьмы. За месяц до ареста я ходила в Хабаровске в церковь к отцу Илие. Поговорив со мной, он снял с себя серебряный крестик и сказал: «Надень, он спасет тебя». И правда, год просидев в одиночке, не сошла с ума. А когда меня освободили, в Иркутск не поехала, чтобы не подвергать опасности родных, тогда по подозрению арестовывали родственников, снимали с работы. Меня тоже уволили, и я уехала в Мурманск к знакомой. Она работала в воинской части, муж ее был полковником, они помогли мне устроиться на работу. Позже я вернулась в Иркутск.
21 апреля 1945 года умер отец. И в этот же день погиб мой муж: я получила похоронку. Потом узнала, что Михаил просидел в тюрьме до 43-го года. А когда освободили, сразу отправили на фронт к Рокоссовскому, и он прошел всю войну.
После Победы мне сказали, что умер отец Илия, я поехала в Хабаровск поклониться его могиле. Шесть лет носила батюшкин крестик, пока не сломалась дужка. И до сих пор храню эту святыню, которая помогла мне в жизни, и прошу — положить его по моей кончине в гроб».
Бог не дал Анне детей, но она помогала воспитывать племянника Юрия — сына болящей сестры Александры, у которой муж погиб на фронте. Теперь, согреваясь душой возле многочисленных. потомков, они вместе и доживают свой трудный век.
АННА ВАСИЛЬЕВНА
Всё смотрю на Анну Васильевну: маленькая, худенькая, словно бы бесплотная. Скользящий, самоуглубленный взгляд, тёмные, с густой проседью волосы под черным платком, подрумяненные солнцем и заостренные постом скулы — строгое, неулыбчивое аскетическое лицо. Память ее просто поражает. Она помнит не только события многолетней давности — цифры, даты, имена ...
Из воспоминаний А.В. Бутаевой: «Я жила в Иркутске и работала в ОРСе на автобазе ВСЖД старшим бухгалтером. В 62-м году вышла на пенсию, но продолжала работать в пионерском лагере. А в храме Архистратига Михаила надо было заменить партийного бухгалтера. И вот по приглашению настоятеля Владимира Шарунова я пришла в эту церковь 21 ноября 69-го года — в день Архангела Михаила, исповедалась и причастилась. На другой день поехала к владыке Вениамину. Он спросил, кем я буду работать. Я ответила, что бухгалтером, но только временно. Тогда владыка сказал: «Благословляю вас работать навсегда, пока не уволят или до смерти», и подарил мне Библию с его подписью и молитвослов».
Наш храм я посещала ещё с 1960 года и помню почти всех батюшек. Особенно мне запомнился игумен Мартирий, ученик владыки Вениамина. Он прослужил у нас семь лет, был очень внимательный и благодатный. В моей жизни он сыграл особую роль. Я сильно заболела, меня уже кровью рвало, не могла есть, и врачи признавали рак. И вот отец Мартирий сказал: «Не ходи в больницу». А сам позвонил во все храмы с просьбой молиться и обратился с такой же просьбой к своим прихожанам, ушёл в алтарь и несколько часов на коленях молился за меня у Престола святого. И что же? Я стала поправляться и вскоре совершенно исцелилась.
В 1963 году умер в алтаре отец Александр. Потом служили отец Петр Русак, отец Никанор, отец Георгий, отец Исидор служил два месяца, затем его перевели в Черемхово. Позже пришли отец Михаил, отец Василий Романов — сейчас служит в Ельце, часто приезжает в гости. Позже — отец Василий Левицкий, отец Владимир Шарунов — служит в Слюдянке. Отец Григорий, игумен Мартирий, отец Иоанн Андреец, отец Иоанн Фирис, отец Вениамин, отец Иоанн Михайлов, игумен Григорий, отец Василий, отец Петр Медведь, отец Каллиник. Я и владык всех помню. Владыка Палладий служил девять лет, потом был владыка Вениамин, за ним Владимир, сейчас он в Петербурге — митрополит. Позже — владыка Серапион, владыка Мефодий, владыка Ювеналий, владыка Хризостом, а сейчас владыка Вадим».
6 мая 2000 года в субботу Светлой седмицы архиепископ Иркутский и Ангарский Вадим совершал в нашем храме службу и по окончании ее наградил Анну Васильевну Бутаеву медалью преподобного Сергия Радонежского II степени и сказал: «Я желаю вам долгой и долгой вашей удивительной жизни, посвященной Церкви, Богу, людям. Взирая на вас, и мы да научимся этому пути истины, правды, жертвенного служения...»
РАБА БОЖИЯ АННА
Наверное, у каждого храма есть что-то своё, особенное, сокровенное. Наш Михаило-Архангельский, утопающий в зелени и цветах, отмечен родником, над которым, по преданию, склонялся сам святитель Иннокентий. И еще нашу церковь невозможно представить без Анны Васильевны, верной, бессменной служительницы его — рабы Божией Анны. И когда она с девичьей лёгкостью неслышно идёт по старым половицам, считает что-то на микрокалькуляторе в своей маленькой конторке или стелит коврики батюшкам, годящимся ей в правнуки, думаешь: так здесь всегда было и всегда будет... Сколько же силы, ясности ума, любви дает Господь преданной рабе Своей, и в 98 лет еще работающей. И о стольком еще хочется спросить её, пока еще можно спросить. Но что-то мешает, есть в ней какая-то тайна, громада века немо стоит за ее хрупкими плечами, и чувствуешь всю неохватность его событий и собственную беспомощность в тщетном стремлении осмыслить их или хотя бы одну, вот эту, удивительную судьбу.
И всё же, насмелившись, я задаю еще несколько своих вопросов.
— Анна Васильевна, вы помните расстрел Царской семьи?
— Да. Я плакала, и мама плакала. А отец назвал убийц извергами. Ведь можно же было сослать, выслать куда-то, но не расстреливать так бесчеловечно. Еще помню: Царя убили, а народ не возмущался, нет...
— Вы были свидетельницей, как после революции уходила из народа нашего Вера...
— Батюшек убивали, закрывали храмы. Люди дома прятали иконы. Вот в году 23-м в Кимильтее баню построили и там молились, даже без священника. Солдаты узнали — всех расстреляли.
В 36-37 годах стало еще хуже, сильно верующих преследовали. Выгоняли с работы, в тюрьмы сажали. Наташа Евтихеева работала в райисполкоме, ее за веру уволили.
Какой в Иркутске был кафедральный собор! Купол так горел золотом — даже с Кайской горы любовались. И вот когда безбожники стали его взрывать, верующие бросились защищать. Настоящая битва была, люди плакали, кричали, на коленях ползали, умоляя... Взорвали, колокол-то упал да 23 человека задавил. Вот как истинно-то веруют!
Я пела на клиросе в Николо-Иннокентьевской церкви, и помню, при нас расстреляли батюшку Алексия за то, что разрешил семёновцам поставить пулемет на колокольню.
Всякого повидала: кто двери из икон сколачивал или горшки образами светлыми покрывал, а мы из Глазково пешком ходили к мощам святителя Иннокентия в Жилкино. В любую погоду, на голодный желудок — идём, чтоб к святыне приложиться...
— Как вы думаете, сегодня народ возвращается к вере предков?
— Ох, нелегко теперь к вере вернуться... Порушенную церковь восстановить легче, чем построить храм в душе человеческой. Вот была нынче в мае-июне сильная засуха. А почему? Бога люди забыли. Раньше ведь тоже огороды были, да какие... Но прежде чем к земле притронуться, читали молитвы, — кропили ее святой водой. В праздники землю вообще не трогали, в выходные же обедню отстоят, пирогов настряпают, поедят, тогда уж — за работу. Вот и урожаи были. А теперь как к земле приступают? — с водкой да матерками. Чего же тут ждать? Про меня даже, бывало, говорили: «Она колдунья, поэтому у неё всё хорошо в огороде растет...»
Традиционный журналистский вопрос о свободном времени в миру срабатывает безотказно: человек, начиная рассказывать о своем хобби, увлекается и лучше раскрывает себя, свой внутренний мир. Заданный же Анне Васильевне вопрос прозвучал нелепо, и, всё же, она ответила:
— У меня 70 лет трудового стажа, в храме я нахожусь целыми днями, а в выходные не знаю, куда себя деть. В общем-то, домой хожу только ночевать. А если учесть, что надо еще прочитать из Евангелия, Псалтири, правило, акафист, то раньше часу-двух не ложусь.
— Анна Васильевна, какая ваша самая большая забота, о которой болит душа?
— Приготовить себя духовно к смерти. Читать духовную литературу, посещать храм, исследовать свою душу.
— Вы боитесь смерти?
— Нет, не боюсь.
— А мытарства?..
— Что заслужила, то и получу. Век грехов не замолить. По молодости-то и ворожили, и в карты играли, и танцевали, Господи, прости...
— Вы видите смену в нынешней молодежи, уповаете на нее?
— Да, много теперь молодых в храм ходит, такие есть благоговейные, отрадно глядеть. На нее, на молодежь православную теперь и надежда, ей с Божьей помощью страну поднимать.
— Какого мнения вы о двадцатом веке?
— Нехороший век, тяжелый для России. Сколько невзгод, перетряски. А войны: польская, финская, Отечественная, теперь вот Чечня... И самое страшное — обезбоживание народа, нравственное падение.
— Анна Васильевна, как жить в этом мире?
— Надо самим духовно обогащаться и нести христианские сокровища людям: и молодёжи, и пожилым. Надо помочь своим детям увидеть Божий мир глазами православного человека.
Много мне рассказала Анна Васильевна, еще больше я узнала из её воспоминаний, записанных прихожанином Сергеем Мороковым. Но почему-то всё помнилась и вызывала улыбку сцена, живо описанная героиней моего рассказа:
— Я десять лет не ходила в поликлинику, а тут пришла. Они карточку мою кое-как в архиве нашли, спрашивают:
— Как же это, вам столько лет, а вы не лечитесь? Неужели не болели?
— Болела.
— А кто же вас лечил?
— Царь Небесный мне помогает...
